Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

– Гришенька, хочешь вина?

– А кто не хочет?

Хлобыстин открыл глаза, помотал головой, стряхивая дремоту, но Алены перед собой не увидел.

– Пойдем наверх, – услышал он ее голос из-за спины.

– А где вино?

– У меня, мой хороший, – нежно сказала Алена.

Григорий обернулся и увидел в руке Алены запечатанную бутылку шампанского.

– А водки нет? – Хлобыстин был искренне разочарован.

– Ну-у, Гриша-а, все тебе не то. Пошли.

– Куда?

– Пойдем наверх.

– Зачем?

– Сам не видишь? Здесь такая грязь – прислониться некуда. Иди за мной.

Алена вышла из зала.

С того места, где восседал Григорий, в проем двери просматривался участок деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, и спустя пару секунд он увидел, как по ступеням с цоканьем поднялись красные туфли на высоком каблуке. Алые туфли на шпильках и черные кружевные чулки – адская смесь, но для Хлобыстина значение в основном имели лишь смеси спиртных напитков.

– Ален, ну куда ты, бубенть? Лучше давай шампусик сюда.

– Иди ко мне, – донесся ее голос уже сверху. – Не пожалеешь.

Хлобыстин посидел еще немного и только затем встал и направил стопы к двери.

С неохотой, пыхтя, он добрался до второго этажа и вошел комнату.

Алена, обнаженная, сидела на бильярдном столе, свесив ноги в чулках и алых туфлях.

Сосок ее правой груди украшал пирсинг в виде золотого колечка с припаянным к нему мелким крестиком. В руках у нее была бутылка, а у левого бедра, на зеленом сукне – две чайных чашки, которые обычно стояли на журнальном столике, из них друзья пили чай долгими бильярдными вечерами.

Увидев Григория, Алена с хлопком откупорила бутылку и разлила пенящийся напиток по чашкам.

– Хочешь? – спросила она, поставив бутылку на стол и взяв чашки.

Григорий молча принял из ее руки большую из чашек и тут же выпил.

– Ну вот, теперь я снова типа человек, – сказал он. – А еще?

Она налила ему еще, и он опрокинул вино в глотку и закашлялся.

– А покурить есть?

– Лучше после.

– Да? – Хлобыстин только теперь начал раздеваться и только теперь обратил внимание на ее пирсинг.

– А зачем ты этот крест на груди носишь?

– Это не крест, это знак Венеры, темнота! С этим нужно быть очень-очень осторожным и нежным, понял?

Пока Григорий, снимая брюки, прыгал на одной ноге, Алена взяла со стола морскую раковину – песочного цвета снаружи и оранжево-красную внутри.

– Зачем здесь эта ракушка? – сказала она.

– Это пепельница, – ответил Григорий. – Блин, ты так спрашиваешь, как будто ни разу здесь не была.

– Бильярдная только для начальства, а нас сюда не пускают. Вернее, не пускали. Не похожа эта ракушка на пепельницу. Такая чистая.

– Это мой друг, Вовец, ее моет. Он повернут на чистоте – конкретный фанатик.

– Я такие в детстве собирала, – сказала Алена, ласково глядя на ракушку, которую держала в лодочке ладоней, прикрывая этой лодочкой свое причинное место. Девушка медленно потерла пальцем оранжевую пазуху ракушки. – Она внутри такая… гладкая. – К озорному блеску в глазах Алены добавилась истома.

Сексом занялись на бильярдном столе.

Начали с простого: она лежала на столе и обнимала его ногами. Специалист по йоге сказал бы, что Алена приняла позу под названием «Рыба».

Затем было еще много чего. К примеру, в одном из эпизодов Григорий принял позу «Лотос», то есть сел, а Алену усадил на себя, лицом к себе.

А потом, войдя в раж, Хлобыстин положил девушку на спину и так завел ее ноги (как и прежде, в красных туфлях и чулках) ей же за голову, что любой йог с восхищением аттестовал бы позу сластолюбицы как классический «Плуг». При этом, когда лицо Григория оказалось рядом с лицом (и туфлями) Алены, он от избытка чувств даже с рычанием вцепился зубами в красный каблук.

Осташов и Наводничий, чуть покачиваясь, подошли к церкви.

Василий посмотрел в сторону дома №2 по Хитровскому переулку, того самого дома, на третьем этаже которого находилась квартира Ивана Кукина.

– Слышь, Вованище, – сказал он, борясь с непослушным языком. – Я вот за последнюю неделю уже второй раз обращаю внимание: под окнами Махрепяки вечером стоит какая-то белая «Ока».

– Да?

– А не черный «мерс».

– Ну, я думаю, вряд ли это его тачка, – ответил Владимир и отпил водки из бутылки. – Каких-нибудь соседей. Я думаю.

– Ты думаешь, да? А ты вот глянь, Махрепа же сейчас на месте, у него свет в окнах горит, – Василий взял у товарища бутылку и тоже приложился к ней. – На чем же тогда Махрепа приезжает?

– Я думаю, – сказал Осташов, – значит, Махрепа на такси при-из-жает. На кой человеку «Ока», когда у него «мерин» под жопой?

– С логикой не поспоришь. Но… что-то тут не так. Ладно, ну его к свиньям. Пошли шары гонять.

Когда друзья толкнули незапертую дверь студии и вошли в нее, им уже было все равно, есть тут кто-нибудь из посторонних (то есть из сотрудников студии) или в церкви только Григорий. Оба были изрядно пьяны: за столиком у киоска они опорожнили первую поллитровку, по дороге употребили из горлышка добрую половину второй (кстати, в кофре Василия была еще и третья, неоткрытая бутылка). Словом, они сочли бы удачей, если бы в студии был только Григорий. Им не хотелось видеть чужие лица. Душа просила спокойной обстановки. Чтобы можно было расслабиться и забыть тревоги и заботы при помощи игры на бильярде и дальнейших неспешных возлияний.

Швырнув куртки на вешалку, они прошли в рабочий зал студии на первом этаже.

– Нормально, да? – прокомментировал представшую картину разгрома Владимир.

– Ну просто – полярный зверь! – ответил Василий. – То есть песец, что ли, студии? Так получается?

И они пошли к лестнице, ведущей на второй этаж, откуда раздавалась еле слышная ритмичная мелодия.

– О! Слышу ради-о, – сказал Наводничий и пьяно хихикнул. – Небось, Гришка, там.

Ритм льющейся сверху мелодии Наводничий по пути стал выстукивать правой ладонью на кофре, который висел у него на плече. В левой руке он держал букет тюльпанов.

Не дойдя пары шагов до неприкрытой двери бильярдной, Василий, не заглядывая внутрь, обернулся к Владимиру и шепнул:

– Т-с-с, слушай.

Из-за двери сквозь негромкую музыку доносился ритмичный скрип.

Между тем, в комнате происходило вот что. Не видимая друзьям, Алена покачивалась вверх-вниз, сидя на Хлобыстине, который, в свою очередь, сидел, развалившись, в кресле. Если быть точным, он сидел на кожаном пружинном сиденье, том самом, что обычно валялось на тумбочке, а теперь было перенесено на кресло. Алена сидела спиной к Григорию, а лицом – к бильярдному столу, за которым в углу комнаты находилась наполовину прикрытая дверь (а за дверью, как уже известно, стояли Григорий и Василий).

Сиденье испускало ритмичный скрип, Алена ритмично постанывала, значок Венеры в соске ее груди ритмично подскакивал.

Стоит еще отметить, что левая нога Алены, обутая в красную туфлю, была задрана наверх – девушка зацепилась каблуком за сетку угловой лузы, где болтались два бильярдных шара, и ей никак не удавалось отцепить каблук. Да впрочем, она не очень-то и старалась отцепить – ей было сейчас не до того.

Ее внимание было приковано к другому, она смотрела вниз, туда, где находилась ее промежность.

– У меня там уже все в пене, – прерывистым голосом восторженно сказала она и, закрыв глаза, принялась ерзать на Хлобыстине с удвоенным усердием – дело, видимо, пошло к кульминации.

Осташов подшагнул ближе к Василию, и оба разом заглянули в комнату.

И увидели.

Владимир подумал, что… Нет он ничего не подумал. Он просто смотрел, и Наводничий тоже просто смотрел, в то время как Алена их не видела, поскольку глаза ее были закрыты, и Хлобыстин их тоже не видел, потому что, валяясь в кресле, он мог лицезреть перед собой одну только голую спину Алены.

Осташов понимал лишь одно: он дорого бы дал, чтобы его друг Вася не застал девушку Алену, монтажера мультипликационной студии «Взлет», в этой ситуации.

Что же теперь будет?

Владимир увидел, как Наводничий открыл кофр. Осташов мгновенно вспомнил, что Василий, среди всякого добра, необходимого, как выражался фоторепортер, для автономного плавания, всегда носил с собой довольно крупный складной нож. Что Вася хочет сделать? Зарезать Алену? И Гришку зарезать? Владимир представил себе, как Василий достает нож, раскрывает его…

Осташов схватил друга за руку. Тот нетерпеливо дернул локтем и освободился. И снова сказав Владимиру: «Т-с-с», извлек из кофра фотоаппарат, а кофр бесшумно поставил на пол. Затем быстро покрутил какие-то настройки на аппарате и, крадучись, сделал два-три шажка вперед и прильнул к видоискателю, направив объектив на страстную парочку.

В кадр попало: внизу – бильярдный стол, на зеленом сукне которого стояла повернутая зевом к объективу морская раковина; в левом нижнем углу картинки возвышалась стоящая на том же столе бутылка шампанского (стоит упомянуть, что бутылка стояла криво, поскольку краем донышка «наступала» на ажурный черный бюстгальтер); в правом нижнем углу кадра находился угол бильярдного стола и, соответственно, луза с двумя шарами внутри и с алой туфлей, зацепившейся каблуком за сетку; что же касается верхней части кадра, то там располагалась собственно парочка, которая была видна за бильярдным бортом лишь по пояс.